После всего сказанного о скачкообразном росте бумагооборота науки и заоблачном числе клерков, не вызывает удивление рост расходов на всемирную рационализацию.
Хотя, даже после этого вызывает.
Кризис 2008–2013 годов не оказал никакого воздействия на финансирование этой области человеческой жизнедеятельности.
Рост расходов на науку в мире составил 30,7%, обогнав рост глобального ВВП (20%). Юго-Восточная Азия с 37% побила все возможные рекорды. А если брать 12-летний цикл, то Индия, к примеру, удвоила расходы на науку. В основном вложениями в персонал лабораторий. Массовая профессия.
Гигантские деньги вбрасывает Бразилия, Турция и, традиционно, Южная Корея.
Треть общемировых расходов на науку вносят США, по пятой части у Китая и ЕС, десятую часть вносит Япония. Остальной мир, и две трети человечества, оплачивает менее четверти наших совокупных расходов на исследования.
Если убрать отсюда расходы на постройку кампусов и лабораторное оборудование, то американские инвестиции будут близки к научным расходам ЕС.
Просвещенный мир подталкивает страны Африки к исследованиям и инновациям. Приводят пример Кении, несмотря на кризис, увеличившей расходы на науку с 0,36% ВВП в 2007 году до 0,79% в 2010-м. Копейки в абсолютном выражении, но ведь тренд положительный!
Интересно подметить следующее: в регулярных сводках дотирования научной деятельности всё время акцент делается на проценты валового внутреннего продукта, но ведь государство формально уже не владеет монополией на такого рода вложения.
Китай планомерно сокращает участие госсредств в академической науке, привлекая туда коммерческие структуры.
В США наблюдает невероятный рост негосударственных инвестиций. Наука создает рынки, они порождают бизнесы, им, в свою очередь, нужно расширение конкурентного поля и спираль замыкается.
Google здесь равен 5 ведущим научным центрам страны, SpaceX — 4, а Apple — 2. Разумеется, речь идет о скрытом софинансировании госпроектов на деньги частного сектора. Все перечисленные структуры живут на длинные кредиты крупнейших банков США. Однако, привлекаются и частные средства, биржевым ли механизмом или венчуром не принципиально.
В Канаде, Италии, Великобритании, Франции, Австралии фонды компенсировал объективное падение вложений в науку государством.
Главная проблема, и тут мы подходим к ключевому факту двух последних материалов о науке, в исключительно прикладном характере исследований.
Армия эмэнесов призвана автоматизировать нейронную сеть получения прибыли. Науку ради науки могут позволить себе 3–4 страны в мире и они считают это роскошью, недопустимой в наше тяжелое время. Солидные пожилые люди имитируют бурную экологическо-просветительско-инновационную деятельность лишь бы их alma mater’ам не урезали финансирование.
С этим же связана и еще одна особенность современной научной деятельности — переход от индивидуального знания к коллективному. Обратили внимание, за последний добрый десяток лет разве что премии вручают еще кому-то с именем и фамилией и то стараются втиснуть из политкорректности соавторов, рецензентов и остальных приживал.
За каждым значимым (инженерным) прорывом стоит организация из 200–300 рабочих пчел и 3–4 трутней, со спущенным с самого верха заданием. Есть вопросы — значит будут ответы. Никаких вселенских загадок. Ими вот уже лет 20 занимаются научно-просветительские публицисты.
В отчете ЮНЕСКО не упоминается НИ одной фамилии вообще. Хотя бы общественного деятеля какого-нибудь взяли погреться. Нет, должен быть стерильный механизм.
О том, какие перспективы ждут научное сообщество поговорим в один из следующих разов.
Напоследок пару слов о суверенной демократии.
Россия, как обычно, стоит в стороне от глобальных игр.
Тут по-прежнему царит уютное постсоветское безвременье.
Доля России в мировом научном бюджете — 1,7% и год от года снижается: 8 лет назад было 2%.
40,7 млрд долларов РФ в 10 раз меньше, чем США. С учетом того простого факта, что если бы мы тратили столько же, то на «шляпу и очки» уходило бы четверть всех государственных доходов.
В контексте сказанного пусть каждый сам решит хорошо это или плохо.
